VISHAY - начало

 

В 1995 году началась моя жизнь на VISHAY.

Я проработала на заводе 25 лет. Очень сложно разбить на главы. Начинаю писать про одно, а приходится добавлять что-то ещё. Так что названия весьма условны. К каждому можно добавить слова «… и не только».  

В один из первых дней, поджидая на остановке развозку, познакомилась с одной из операторов. Под большим секретом она рассказала, что по специальности она экономист. Но в отделе кадров, при приёме, сообщила, что она учитель музыки. Это была одна из легенд – считалось, что учителей музыки принимают охотнее. Я через годы спросила Иту, верно ли это. Она очень удивилась. И в ответ спросила зачем многие, кто приходил устраиваться, держали деньги в теудат зеутах. Ей было невдомёк, что, протягивая документ с вложенной в него купюрой, ей попросту предлагали взятку. Как в советских гостиницах, чтобы получить номер, в паспорт вкладывали десятку. В те годы устроиться на работу на завод со стабильной зарплатой было большой удачей. Наш завод этим пользовался – уровень образования техников, мастеров и операторов был очень высоким. В цех Wet Process отбирали преимущественно с химическим образованием. Собственно, нынешний директор Ольга Чупров именно тогда пришла оператором, быстро стала мастером, позже начальником цеха и сейчас – директор.

Всё было новым – на заводе я никогда не работала. Да ещё на таком, где все в белых халатах, в цехах чистота. В первый же день Алекс познакомил меня с Ларисой, которая переходила на другую работу, а я её заменяла, с инженерами и секретаршей директора Людочкой. Людочка проработала на заводе уже целых два года, мне это казалось вечностью. Лариса должна была полдня обучать моей работе, а после обеда уходила учиться сама. Мне всё было внове, всё интересно. Хотелось поскорей освоить компьютер, понять логику работы. Вопросов было тьма. Как-то я подскочила к Ларисе во время перерыва, попросила объяснить что-то. Лариса окатила меня ушатом холодной воды: «в не рабочее время я работой не занимаюсь.» Ну что ж… Я вспомнила одну даму-метеоролога, которая вытащила счастливый билетик – устроилась в Израиле работать по специальности. Мы с ней учились в ульпане бет. Она рассказывала, как ей сложно, но она ни в коем случае не задаёт вопросов там, где может сама разобраться. Наверное, она права, решила я и больше Ларисе не докучала. Разбиралась с программами. У меня было два компьютера –Apple и с Microsoft. Нужно было уметь работать на обоих. Для Apple меня послали на курсы, и сразу стало легче. Языковых проблем не было – вся документация была на английском. Переписка тоже. Первые пару месяцев Алекс не разрешал отправлять ни одно письмо без его проверки. Но достаточно быстро выяснилось, что я пишу грамотно и для меня было сделано исключение.

В Димоне, собственно, было два завода под одной крышей – завод танталовых конденсаторов и завод, выпускавший сопротивления и катушки индуктивности. Я попала на завод танталовых конденсаторов. Генеральным директором и директором завода сопротивлений был Гад Негби. Директор нашего - Пинхас Шахар. Гад, отставной генерал был высоким, сухощавым и неулыбчивым человеком. Его побаивались. Дисциплина была армейская. Иногда с перегибами – например, рабочим не разрешалось сидеть, стульев в цехах было мало. Ходил Гад тихо и мог вырасти за спиной как из-под земли. В цехах и даже коридорах строжайше запрещалось есть, что на мой взгляд совершенно разумно. Не разрешалось выносить из столовой никакой еды. Моя помощница Лада принесла себе яблоко, не съела его и вышла из столовой с яблоком в руке. И на беду попалась на глаза Гаду. Ей объявили выговор и никакие объяснения не помогали. Лада проработала не долго, со слезами на глазах она была вынуждена через год или меньше уволиться. На автобусной остановке ждала либо тремп, либо автобус на Беер Шеву. Со стороны завода выехала машина и остановилась возле неё. Тремп! Села и оказалась рядом с Гадом. Рассказала ему по дороге о своей беде, почему уходит. Гад отнёсся к ней очень сочувственно и тогда Лада рассказала о истории с яблоком. И Гад признал свою неправоту. Как-то раз вечером дежурный нашёл в мусорнике бутылку от водки. Гад велел ему обойти завод ещё раз: я думаю, сказал он, на смене есть не меньше шести пьяных! Напомню – на заводе работали почти сплошь новые репатрианты. Так что над этой фразой наутро потешался весь завод. Мне практически не приходилось общаться с Гадом, а одна из коллег, общаясь с ним постоянно, влюбилась в него всерьёз. Романа даже самые злые языки не приписывали, но о влюблённости знали многие. Мне она как-то с восторгом рассказывала: «знаешь как Гад водит? Однажды он на дороге сбил оленя. К счастью, он ехал так быстро, что олень перелетел через машину и упал за ней. А если бы ехал медленней, то упал бы на машину!» Я изумилась – откуда в Негеве олени и поделилась сомнениями с кем-то из ребят. История оказалась почти правдой. Почти, поскольку пострадавшим животным был осёл. Но влюблённой женщине казалось, что осёл звучит недостаточно романтично.

Илья Березин, один из первых заводских инженеров, вспоминал как он познакомился с Гадом. «Я приехал на интервью, а Инна в отделе кадров сказала, что того, к кому я приехал, сейчас нет, но может быть он приедет через пару часов и посоветовала пойти погулять в Димону. Пока я дошёл до проходной, она позвонила туда и попросила вернуться. Я вернулся, стою у входа и жду. Подъезжает машина, из неё выходит мужик в клетчатой тенниске и идёт ко входу, где я торчу. Вдруг остановился -увидел на цветах окурок. Поднял его, окинул меня испепеляющим взглядом, окурок бросил в урну и вошёл в здание. Потом меня вызвали, за столом все тот же мужик, уже в белом халате – оказалось Гад. Узнав, что я никогда не служил в армии как-то потерял ко мне интерес. Но все же на работу меня приняли»  

Осенью 1995 года всем инженерам выдали красиво изданные книги Never the last journey by Felix Zandman. Что это – удивлённо спросила я. Мне объяснили, что автор – хозяин фирмы Вишей. Моё первоначальное отношения было чисто совковым: богатый человек решил поиграть в писателя. В автобусе я от нечего делать стала читать аннотацию. После этого я отложила всё, что читала, и не отрываясь прочла весь том. Феликс Зандман, талантливейший инженер и бизнесмен, чудом выживший в Польше во время войны. Его биография – пример невероятного мужества, трудолюбия и везения. Позже книгу перевели на русский, выпустили несколько фильмов о нём, и на заводе стали устраивать дни памяти. Но всё это много позже. Мне посчастливилось всего один раз слушать Феликса на встрече с инженерами. Его яркое выступление произвело впечатление.

Поначалу в мои обязанности входили только спецификации. Я должна была поддерживать порядок в библиотеке, вести Master list,  

В андасе (то есть в инженерном отделе, но все 25 лет я говорила только «андаса») тогда работало совсем не много инженеров. Илья Березин и Илья Литвачук, Аркадий Фишман, Юра Поздеев, Гиль, Шуки и Наташа Осаченко. По-моему всё. Когда Алекс водил меня по заводу, мы зашли в строящийся цех. За столом сидел Лёня Шульман и его представили как будущего начальника будущего цеха Sinteting. А пока было три цеха – Wet process, Molded chips и Leaded. В первом начальник Ярон, во втором Эфи и в третьем Давид. Алекс дружил с Давидом – в начальстве единственные русские.

Шуки был чудный весёлый парень, все его любили. Он учил русский язык своим методом – собирал пословицы и поговорки. Когда вскоре появился ещё один инженер Боря Мархевка, Шуки тут же, с очаровательным акцентом выпалил: сколько морковки в одной упаковки. А когда из-за перебоев с электричеством неожиданно погас свет, и все высыпали в коридор, раздался голос Шуки: «темнота – друг молодёжи». Пословицами его снабжали все, и с радостью объясняли их смысл. Он и читать выучился. Я подозреваю, что вскоре Шуки выучил русский лучше, чем мы иврит. Но он уволился года через полтора, и я его больше не встречала.

Гиль был вдумчивый и очень стеснительный. Тем не менее, он ухаживал за Анечкой из планового отдела, и мы все следили за развитием романа. И когда в перерыв Ане доставили огромный букет алых роз, мы поняли, что Гиль выходит на финишную прямую. Свадьба Ани и Гиля была второй израильской свадьбой, на которую нас пригласили. Но та, первая свадьба, была в Тель-Авиве, а здесь на юге всё было веселее и раскованнее. Когда пригласили всех на хупу, родственники Гиля (он таймани) хватали со стола белые крахмальные салфетки, чтобы прикрыть головы и бежали к хупе. Много танцевали, было очень весело. А уж такого количества еды мы точно раньше нигде не видели.

Гиль занимался анализом инженерных данных, строил какие-то мудрёные отчёты в Access. Когда он сообщил о своём уходе, Алекс велел мне разобраться, как Гиль это делает. К этому моменту я уже более ни менее освоила Excel, но Access – это было выше моего понимания. Я пыталась повторять за Гилем все действия, и получалась полная чепуха. Работать без понимания логики я никогда не умела. Гиль ушёл, я осталась с подробными инструкциями. И чувствовала себя совершенно беспомощной. Мои домашние консультанты Гриша и Лёня тоже не очень понимали программу. Алекс внял моим жалобам и отправил меня на курсы Access. Конец мучениям! Всё сразу стало на свои места. Я влюбилась в эту программу, она стала моей путеводной звездой на долгие годы. Вернувшись с курсов, я начала строить свои программы, и наконец начала работать творчески. В лице начальства я видела только поддержку своим начинаниям.

И с Березиным, и с Литвачуком я подружилась сразу. С тех пор первого называю Илья, а второго – Илюша. Так сложилось. Как только я попадала с Ильёй в один автобус, и мы сидели рядом, начинала расспрашивать про процесс. Именно его автобусные лекции помогли мне понять технологию. С Илюшей я тоже очень любила поболтать. Как-то, в одну из первых недель, сажусь перед ним и настойчиво предлагаю пересесть ко мне. Он как-то мнётся и отказывается. Я удивляюсь. И тогда Илюша знакомит меня со своей соседкой: моя жена Надя. Я же понятия не имела, что Илюшина жена работает на заводе. Мне было страшно неловко. Надя работала по сменам и поэтому я её ещё не видела.

В те годы театр Гешер только начинался. Мы поехали на спектакль в Арад. Чудесная шла пьеса «Дело Дрейфуса». Каневский играл одну из главных ролей. Праздник! Мы поехали всей семьёй – Гриша, моя мама, свёкор и с нами Илюша. На следующий день Илюше сообщили, что нас «застукали». Это Вишей.

Юра Поздеев пришел примерно вместе со мной. Был он очень активный, спортивный (альпинист), полон энтузиазма. На наш завод попал не случайно – после института работал на Харьковском заводе танталовых конденсаторов и даже защитил кандидатскую диссертацию на эту тему. Мне он воодушевлённо рассказывал, как собирается перестроить печи Sintering, которые только начинали выпускать продукцию. Планов у него было громадьё. Через пару лет его отправили в командировку в Сэнфорд. Но США отказали в визе. Отказали и после вторичного обращения и интервью. И тогда сам доктор Зандман вмешался. А доктор Зандман был известен даже в Белом доме. Юра рассказывал, как клерк в посольстве высунулся из окошечка и звал «где тут мистер Поздеев? Проходите пожалуйста, вот ваш паспорт с визой!» Юра съездил в Сэнфорд раз, другой, третий, а потом переехал в США с женой и сыном и стал Юрий Фримэн. Позже он ушёл с Вишей к нашим конкурентам. В один из новых годов я в «Ежегодном инженере» написала, что с целью удешевления завод будет выпускать танталовые конденсаторы из ниобия. Я считала, что это удачная шутка. Но Юра сделал большие глаза и попросил убрать, пока мало кто видел. Оказалось, ниобиевые конденсаторы был засекреченный проект, над которым Юра работал. Попытка эта оказалась не удачной, но это было уже много позже. 

В те годы завод работал в три смены. Первая кончалась в 16:20. Если хотели – можно было остаться до семи. Но была проблема с развозкой. В семь был один микроавтобус и на него надо было записаться с утра, не успел – твои проблемы. Алекс тоже чаще всего оставался до семи. К нему в машину тоже надо было записаться – и инженеры, и плановый отдел, и Давид зачастую оставались и ехали домой с Алексом. Однажды он просчитался. Оказалось, что нас пятеро. Алекс сказал мне дождаться кого-то, с кем я ещё не была знакома и уехать с ним через полчаса. Я слегка обиделась, хотя меня, конечно, забрали. Утром мой автобус приезжал первым и к приходу Алекса я была уже в халате. Вошёл Алекс и весело осведомился как было вчера, всё ли в порядке. Я сделала грустное лицо и сказала, что не совсем. Что меня забыли, а потом я заснула и пропустила автобус со второй смены и поэтому осталась ночевать в кабинете. И тут я увидела, как Алекс бледнеет и портфель выпадает у него из рук. Пришлось быстро рассмеяться и признаться, что это шутка.

С первых же дней и Лариса, и Люда нет-нет да и упоминали некоего Эмиля, который был в отпуске. У меня сложилось мнение, что Эмиль – такая душка, такая лапочка, словом, интереснее всех. Был он начальником планового отдела. И вот Эмиль вернулся. И оказался совсем не лапочка. Был он довольно высокий и привлекательный. Русским владел неплохо – он был из Болгарии, как и все мы – новый репатриант, но уже с небольшим стажем. Иврит на нашем фоне знал хорошо, и очень этим гордился. Впрочем, он гордился любыми своими знаниями. Как-то раз я спросила его какую-то мелочь, как что-то делать на компьютере. Он ответил: я тебе, так и быть, покажу, но только ты никому не рассказывай.

По указанию Пинхаса перестраивались и менялись кабинеты. Для документации выделяли две комнаты, в одной должны были поставить копировальную машину, и Пинхас показал куда именно. Я же посчитала место неправильным и её переставили иначе по моему указанию. Пинхас заглянул и спросил почему все не так как он велел. Я стала объяснять. Мы спорили до тех пор, пока Пинхас не сказал: будет так потому, что директор я. С таким аргументом не поспоришь. Потом зашёл Эмиль и стал учить меня жизни: с начальством спорить нельзя. У себя в отделе он завёл какие-то драконовские порядки. Унижал девочек, мог сказать, что пока не сознаются кто допустил ошибку, из комнаты не выйдет. Смеялся над их ивритом. Эмиль был мастер ссорить людей и в его отделе была ужасная атмосфера. Девочки приходили ко мне с вопросами, но никогда не спрашивали друг у друга. Я, да и не только я, называли этот отдел змеюшник. Причём, каждый по-отдельности никакой антипатии не вызывал, скорее напротив. Через несколько лет Эмиля выгнали, говорили за какие-то махинации. Но посеянные им семена дали устойчивый урожай. Атмосфера недружелюбия в отделе держалась ещё многие годы после ухода Эмиля.

Мой отдел (со временем он разросся) был полным антиподом. Если случалась ошибка, я прерывала всякое разбирательство и говорила: меня не интересует кто виноват, но давайте вместе подумаем, как сделать так, чтобы больше не допустить подобной проблемы. Сколько улучшений было сделано от такой коллективной работы, сколько дельных предложений выдвигали мои девочки! И всегда мы стояли друг за друга. Не было случая, чтобы кто-то кого-то подставил. Мне в такой атмосфере работалось легко.    

Мы сидели в столовой за своим столиком – всегда было о чём поговорить. Наша первая компания Илья и Илья, Аркадий, я и Яша Вирин. Был ли кто-то шестой- не помню. У нас было масса тем для разговоров. И очень скоро я поняла, что мне очень повезло. В самом прекрасном сне мне не мог присниться такой чудесный коллектив, с таким количеством интересных, интеллигентных людей. Время шло.  Близился праздник Рош ха Шана. Я сделала каждому инженеру в подарок календарь с картинкой. На картинке, скопированной даже не знаю откуда, стояли два медвежонка. В лапах они держали разные конденсаторы и возле каждого были какие-то реплики на актуальные темы. Всем понравилось. К Новому году я сделала первую газету. Уже не помню кто придумал название «Ежегодный инженер». Все годы, что я работала, газета выходила. Осенью мне позвонили и предложили пройти интервью на Intel.  Даже не интервью, а встреча в кафе с целью познакомиться. С одной стороны, конечно, Intel было заманчиво, но с другой мне было так интересно, так не хотелось ухолить от новых друзей, что я была только рада, что продолжения не последовало. А позже, узнав, как работает отдел документации на   Intel, порадовалась ещё больше. Такая свобода творчества, какая была у меня на VISHAY, вряд ли была возможна там.

После года работы я пошла к Алексу и предъявила все свои достижения. Я сказала, что сделала и делаю много, не на уровне техника, а инженера. И мне обещали… Но к моему удивлению, Алекс ответил, что ничего сделать не может, но, если я хочу- могу обратиться прямо к Пинхасу, директору завода. Пинхаса все боялись. Он жил заводом, сам работал на износ и от других и требовал очень много. Он мог приехать среди ночи и пройтись по заводу с проверкой. Он знал каждый цех, каждый агрегат. Мог полезть разбираться со сложной поломкой – инженер он был прекрасный. Правда механик, не технолог, и проблемы технологические ставили его в тупик и даже раздражали. А на Wet Process-e таких проблем всегда много.

Пока что у меня с Пинхасом был только один раз разговор, когда я спорила о месте копировальной машины. Но этот инцидент был уже достаточно давно. Я решила, что терять особо нечего и отправилась к Пинхасу. Он выслушал и сказал: сделай презентацию, расскажи всё, что ты сделала, а тогда я решу. И назначил дату. На эту презентацию Пинхас созвал всё руководство. Было много вопросов, но я чувствовала себя уверенно. Да и докладывала на английском, тогда мне ещё было легче говорить по-английски.  Пинхас слово сдержал – меня перевели на инженерную должность.

Собрание в пятницу.

Пинхас объявил, что в ближайшую пятницу будет собрание и все должны приехать. За 25 лет работы на заводе это был единственный раз, когда мы работали в наш выходной день. Не помню, чтобы кто-то роптал – мы все были недавно из совка. Сказали собрание – надо приехать. Это было подведение итогов года. Тогда на заводе существовало три цеха - Wet Process, Molded chip и Leaded. Начальником Wet Process был Ярон. Молодой парень, но всегда важный, серьёзный и всегда у него все было хорошо. Позже, когда я анализировала выход годных, у Ярона был стабильный показатель в 96 -98%. Его выступления не помню. Зато доклады Эфи, начальника Molded chip, и Давида, начальника цеха Leaded, отличались разительно. У Эфи, по его словам, все было отлично. И, главное, у него был прекрасный инженер Илья Литвачук, благодаря которому так всё замечательно. Давид же, напротив, набросился на своего инженера Аркадия Фишмана, с обвинениями. Аркадий попросил слова, оправдывался. Лучше бы он этого не делал. Давид, единственный в начальстве «наш» человек, такой же недавний репатриант, и так набросился на Аркадия! Алекс и Давид дружили, часто возвращались домой вместе в машине Алекса, и довольно часто я была третьей. Поэтому мне было не сложно спросить Давида- зачем же он так. Ему, как мне показалось, самому было не удобно за свою речь.

Аркадий был очень неплохим инженером. Из всех нас он единственный работал в конденсаторной промышленности ещё в Союзе. Ему мешала страшная нерешительность и незнание языков. Компьютер ему тоже давался с трудом. Мне всегда было обидно, что его не ценят, не видят его добросовестности и старательности. Зато в моём отделе документации к нему всегда относились с теплом, несмотря на предлинные и подробные Абстракты, которые он писал.

Первый год на VISHAY был невероятно сложным и насыщенным, но и интересным. Поначалу я занималась только спецификациями и Абстрактами. Что такое Абстракт? Дело в том, что на заводе 90% рабочих были русскоговорящие. Оставшиеся 10% в основном знали иврит, но не английский. А все инструкции (спецификации) были на английском, поскольку писали их американцы. Одна линия была французская, но документацию они на английский перевели. Чтобы дать рабочим понятные инструкции, были придуманы Абстракты - краткое изложение спецификаций на понятном для рабочих языке. Это не был просто перевод, в спеках было много информации, нужной инженерам, но не для выполнения операций. Абстракты лежали на каждом рабочем месте.  При каждом, самом незначительном, изменении спека менялся номер его ревизии, а значит и Абстракт нужно было переиздать, даже если в нем не менялась ни одна буква. Но только так можно обеспечить точное соответствие спека и абстракта. Эта бумажная работа занимала много времени и очень скоро у меня появилась помощница. Вначале только на пол дня, но постепенно объем моих обязанностей рос, и через год отдел Документации состоял уже из двух человек – меня и Лены, с которой мы проработали потом вместе до ухода на пенсию. Леночка, в прошлой жизни учитель английского, была верным и надёжным помощником. И пусть компьютер ей давался не легко, и многие вещи ей нужно было повторять и объяснять многократно, и пусть я не всегда могла понять её логику – всё это было не важно. А важно была исключительная старательность, добросовестность и преданность работе. Последнее свойство ей самой изрядно мешало. При каждой аудиторской проверке, а их становилось все больше, она страшно переживала. Ей каждый раз казалось, что завтра же её уволят, если найдут в цеху документ с неправильной ревизией. Мне было её порою жаль, порою я сердилась на эти приступы паники, но проходила проверка- и всё успокаивалось.

Через год я уже чувствовала себя вполне уверенно, появились друзья. На Лёнину свадьбу в 1997 году я уже позвала друзей с завода. А ещё позже, когда родился Миша, и я в 43 года стала бабушкой, поздравить меня заходило чуть ли не ползавода. К этому времени у меня прибавилось и работы, и подчинённых. Некоторые приходили и уходили, по разным жизненным обстоятельствам. Следующим человеком, с которым нас связала судьба на долгие годы, стала Светик. До неё мы с удовольствием работали с Таней. И вдруг как ушат холодной воды на голову – Таня уезжает в Канаду. Я расстроилась - мы очень хорошо понимали друг друга. У Тани было замечательное свойство – она не сдавалась перед трудностями. В её ведении было освоение первой базы данных, которую мы получали на дискетах из Сэнфорда. Мы в те годы всё получали из Сэнфорда – и файлы, и бумажные документы. Глаза боятся, руки делают – любимая Танина поговорка. И она разбиралась с этой сэнфордской базой данных, как никто больше. И вдруг уезжает! Таня и привела мне Свету, с которой подружилась на компьютерных курсах. Как сейчас помню: длинный коридор в конце которого Таня и Лена за две руки ведут перепуганную Свету. Светик освоила всё не хуже Тани, и стала тоже моим верным помощником и заместителем на долгие годы. Более доброжелательного человека чем Светик, я в жизни не встречала.

К 1999 году Пинхас активно строил план, как перевести максимум производства в Димону. Пинхас вызвал меня и попросил рассказать, как бы я представляла себе работу, если бы мы становились главными, что мне бы для этого понадобилось. Он дал мне не просто время подумать, но и велел подготовить презентацию на эту тему.  Когда я представила свои файлы, Пинхас вдруг заметил: тебе должно быть нравится работать с растениями.  Я удивилась – откуда вдруг такое заключение? А у тебя вся презентация сочетание зелёного и коричневого – ответил директор. Дальше мы обсуждали подробно мои мысли. Пинхас с ними согласился и велел подыскать себе двух новых сотрудников. Я даю тебе полную свободу, скажи кого ты хочешь, и я на завтра переведу их к тебе. Твои кадры – залог успеха, если ошибёшься, все пропало. Ничего не осуществишь. Так сказал на прощание Пинхас. И я начала думать. На одно из направлений я решила взять Галю, сменного мастера (ахраи). Но при этом мне никак не хотелось поссориться с её начальницей, ведь я хочу забрать одну из лучших. С Ольгой удалось договориться, Галя тоже с удовольствием переходила со смен ко мне в отдел. Ни одной минуты потом я не пожалела об этом выборе. Галя – человек с очень тяжёлой, даже с трагичной судьбой. Что не могло не сказаться на её характере. Мы жили на одной улице и часто возвращались домой вместе. Это всегда сближает. Мне не трудно было приноровиться к Галиным сложностям, да и ей в нашем тёплом коллективе было комфортно. Галя была самый настоящий трудоголик. Она приезжала утром, тут же включала компьютер и ни утренний кофе, ни короткий обмен семейными новостями её не затрагивал – она работала.

Но кого позвать на вторую вакансию? Я не успела ещё о ком-нибудь подумать, когда подумали обо мне. Женя пришла ко мне сама и предложила себя. Я удивилась – мы почти не были знакомы. Но Женя сказала, что уверена, это для неё. И убедила меня. Мы подружились быстро. Женя все годы была моя правая рука, мы понимали друг друга с полуслова. И в скольких ситуациях Женя меня выручала, не сосчитать. Коллектив сложился.

Первые пару лет моим начальником был Алекс. Я благодарна ему за эти годы – годы моей учёбы и профессионального роста. Мы дружили, хотя я всегда чувствовала невидимый барьер, который Алекс умел мастерски поставить. Это не так просто быть начальником и дружить с подчинёнными. Иногда балансируешь на очень тонкой грани. Не знаю, удалось ли мне научиться у Алекса этому в полной мере. Через несколько лет на заводе открыли исследовательский отдел (R&D), и Алекс его возглавил. Начальником андасы стал Павел Вайсман. У меня с ним отношения не складывались. Паша был из «ватиков», его привезли в Израиль в возрасте 3-х лет. Русский он знал плохо, но старался говорить с нами именно по-русски, ещё и вставляя не слишком удачные шуточки. Как я сейчас понимаю, он искал правильный тон. Ему было не легко с подчинёнными, которые были и опытнее, и старше его. А меня раздражали неуместные шутки. Кроме того, Паша болел, как я это называла, детской начальственной болезнью. Вообще их есть несколько. Одна — это представление, что раз тебя сделали начальником, то ты и знаешь всё лучше подчинённых. Этим Паша не страдал. Вторая- это представление, что всё, что делают другие, очень легко и просто. Эта болезнь у Паши наблюдалась в лёгкой форме. Он говорил, давая задание: это работа на пару часов! На самом же деле для выполнения могло понадобиться и несколько дней. Но тяжелее всего у Паши протекала «графикомания». Молодому начальнику кажется, что если ему представят график зависимости х от у или z от х, то он сразу разберётся в возникшей проблеме. От этой болезни я страдала больше всего. Именно у меня в отделе были собраны данные по многим процессам. Поэтому, как только Павел видел меня, он говорил: зайдите ко мне на минутку. Я бы попросил построить мне график за последний месяц….   Я проводила анализ, строила график, тратила много часов и представляла результат. Павел небрежно смотрел и говорил: нет, это не то. Моя работа бросалась в мусор и на следующий день была опять свежая идея. Кончилось тем, что я стала прятаться и обходить кабинет Павла стороной, чтобы не попадаться на глаза. Работала я к этому времени вполне самостоятельно. А если нужен был совет, шла к Алексу (чем он отнюдь не был доволен), либо ещё к кому-нибудь, но не к Павлу. Прошёл год и на аттестации Павел мне честно выложил свои претензии, в первую очередь, что я его избегаю. Он сказал, что никогда не держит камень за пазухой и говорит прямо. Возразить было нечего. Повышение просвистело мимо. На моё счастье, Павла перевели тоже в R&D, а начальником андасы стал Эйтан. Позже у меня с Павлом сложились вполне хорошие отношения, особенно после того, как мы были вместе в Сэнфорде. Я поняла, что я его недооценивала, что он гораздо умнее и образованнее, чем мне казалось. И насчёт камней за пазухой тоже правда. С Эйтаном у меня всегда были прекрасные отношения.