Первый курс. Сосновый.

 

Я пришла в КПИ с бьющимся сердцем. Сегодня вывесили списки поступивших.  Внизу списка группы ТМЗ-17 прочла: Ирина Шафран!  Начала читать список группы внимательней – кто они, мои будущие одногруппники? Марчевская Евгения Иосифовна – это обнадёживало, возможно, я не единственная еврейка в группе. Шакун Людмила Яковлевна – возможно тоже. Соболевская Елена Николаевна – племянница маминой многолетней и любимой медсестры – почти знакомая. Женькин профиль не оставлял места для сомнений, Люська оказалась девочкой из 77-й, соседней школы, мы были слегка знакомы по районным олимпиадам. К тому же и жили по соседству. С Лелькой Соболевской подружились сразу. Пятым в нашей компании стал Олег Петрищев, без памяти влюбившийся в Лельку ещё на вступительных. Так мы и дружили впятером весь институт и дальше многие годы. Люськи, увы, уже нет в живых. Женька живёт в Чикаго. Олег с Лелей поженились на третьем курсе, через годы разошлись. Олег в Киеве, болеет. С Лелей в последние годы мы потеряли связь, а жаль.

Женькин папа работал в КПИ, был начальником телефонной станции. И жили они на территории института в домах преподавателей, построенных в 19-м веке вместе с первыми учебными корпусами. Так что Женька в институте знала всё.

На первых курсах КПИ физкультура была обязательным предметом. На первом занятии нас собрали на большом поле, провели что-то вроде утренней зарядки и объяснили, что каждый должен выбрать спортивную секцию, там заниматься и получать зачёт. Люська сразу подалась в ансамбль народных танцев – танцы приравнивались к спорту. У Женьки было освобождение, а мы с Лелькой быстро выяснили, что у нас обеих любимый спорт – бадминтон. Лелька даже занималась в секции в школе. Но найти бадминтонистов было непростой задачей. На маленьком домике, который нам указали, постоянно висел замок. После двух недель нам всё же удалось изловить тренера Валеру, который объяснил, что в секцию принимают только разрядников. Может в следующем году… Что же нам делать? Пока мы ловили Валеру почти все секции оказались укомплектованными. Осталась только одна, очень большая, которая принимала всех. Спортивная гимнастика. Меня это не очень огорчило, я ко всем видам спорта, кроме бега, борьбы и бокса, относилась в равной степени одинаково. То есть не была способна ни к чему, но с удовольствием пыталась. В гимнастике мне больше всего нравилось своё отражение в зеркале в спортивном купальнике. Лелька была ещё менее подходящим гимнастом, чем я. Но зачёты мы получали. Я даже научилась делать колесо и садиться на шпагат. Через год мы всё же попали на бадминтон, где было весело и интересно. И с ребятами разрядниками я быстро подружилась.

На первом курсе самым сложным предметом считалась начерталка - начертательная геометрия. Наш лектор, отнюдь не корифей кафедры, читал курс именно так, как подходило мне. Он говорил примерно так: возьмём мокрую фанэру и поставим её на пол. И убером. Шо получится? На полу будет мокрая линия. Это называется след. Или так: возьмём бурак и разрежем его ножом. Из бурака выступит кров. Шо получится? И так далее. Это было смешно, акцент был жуткий, но зато очень образно. При моём воображении мне всё было понятно, гораздо яснее, чем сухие фразы учебника. Так что с начерталкой я справилась легко. А вот с физикой были проблемы – в лекциях упоминались незнакомые мне интегралы, какие-то ещё неизвестные термины. Я, школьная отличница, привыкшая к тому, что в школе все знания давались последовательно и сначала объяснялись основные понятия, потом шли дальше. Мне институтский подход, где кое в чём следовало разобраться самой, был не понятен и даже возмущал. Высшая математика мне тоже давалась с трудом. А Женька замечательно её воспринимала, хотя и не могла ничего объяснить.

Лектор по истории КПСС начал свою первую лекцию так: моя фамилия Скубий. Не знаю кто кого на Запорозький сечи скуб, но я Скубий. Попробовал перейти на украинский, но его зашикали – даже деревенские не хотели слушать лекции по-украински.   

Был у нас и ещё один любопытный предмет. Он состоял только из лабораторных занятий. Не на всех факультетах было такое. Нас знакомили с различным технологиями. На нескольких занятиях мы учились варить, на другом работали на токарных станках. Было и литьё чугуна, остального не помню. Я считаю, что для будущих инженеров это очень важно показать совершенно разные области техники, пусть и не связанные с узкой специальностью. Мне этот курс пригодился больше многих других.

Прошла первая сессия. Я сдала её не блестяще – с трудом вытянула на четвёрки по физике и по математике.  Да и история КПСС, нуднейший предмет, выше четырёх балов не получила. Только начерталка и химия были моим коньком. По химии я могла вообще ничего не делать – школьных знаний, полученных от Рахиль Абрамовны, хватило с головой на весь институтский курс моего не химического факультета.

На зимние каникулы родители подарили мне поездку в Москву. Мы ехали с моей школьной подружкой Аней Коржевской. Аня жила у своей тёти, я у Овсиевичей, а время проводили вместе. Каждая из нас везла по киевскому торту. На вокзале нас встречала Анина тётя и Ленина. Вышли на перрон. Анина тётя быстро выхватила у меня из рук торт и притянула к себе – Анечка! Я Ира, пролепетала я, несколько растерянная. Ира? Это не наш торт!- решительно заявила она, вручая мне торт обратно. Разобрались. Тёти подсуетились и купили нам билеты в театры почти на каждый день – в Большой, на Таганку, в Современник. В Современнике мы смотрели «Вкус черешен», который нас поразил. А на Таганке «Пугачев». Высоцкий, о которым мы ничего не знали, играл Хлопушу. Его голос, произносящий «Пропустите меня к нему! Я хочу видеть этого человека!»  и по сей день звучит у меня в ушах. Лёне Овсиевичу очень понравилась Аня и он с удовольствием нас опекал. С Лёней мы поехали в Сокольники на выставку изделий Мерседеса. Никогда бы нам не пришло в голову ехать на эту выставку, если бы не Лёня. Но он так увлечённо рассказывал обо всех моделях и объяснял их преимущества, что и таким как мы было интересно.  

Это была Женькина идея, после первого курса поехать нам вчетвером в спортлагерь КПИ «Сосновый». Путёвка на месяц стоила 22 рубля. Олег уезжал на всё лето в Казахстан в стройотряд.

В первое же утро меня остановил на дорожке какой-то неказистый мужичок с замечанием, чтобы я немедленно шла на спортплощадку, а не в туалет, куда я лениво направлялась. Я пожала плечами и пошла своей дорогой. Меня догнала Женька: что ты делаешь?! Сделай вид, что послушалась! Вот ещё, возразила я, будет мне какой-то водопроводчик указывать куда идти! Какой водопроводчик, это же Погурок! Я уставилась на Женьку, которая тянула меня в сторону площадки. А кто такой Погурок? - всё ещё не понимала я. Начальник лагеря! В Женькиной речи слышались восклицательные знаки. Я удивилась, но смирилась.

Сосновый представлял собой большой участок леса, отгороженный от прочего лесного массива и спускавшийся к Днепру. На территории были: центральная аллея, с палатками по обеим сторонам и столовой в торце. Кроме палаток, был один небольшой корпус. На некотором расстоянии были корпуса для преподавателей и спортсменов из институтской сборной. Конечно, были спортивные площадки и танцевальная. Кажется всё. За воротами – такой же лес. Недалеко село Новоукраинка, куда и привёз нас из Киева автобус.

Правил в лагере было два: после отбоя по территории не ходить и после подъёма обязательно быть на утренней зарядке. В крайнем случае спрятаться, но не в палатке.

После отбоя вереницы студентов с одеялами и гитарами тянулись в лес. Это называлось идти на костры. Костры и правда были, побольше на компании или поменьше на парочки. Впрочем, парочки обходились и без костров.

По периметру палаток стояли кирпичные стенки в полметра высотой, выше – брезент. Пол – обычный деревянный, мебель – 8 кроватей и тумбочки.

Утро начиналось с того, что из громкоговорителей начинала разноситься маршевая мелодия. Помню только первые слова: «по сонцю, по сонцю…». В отличие от будильника, заткнуть её было невозможно. Приходилось продирать глаза, и через 10 минут полагалось быть всем на спортплощадке.

Девочки были менее дисциплинированные. Поэтому дежурный преподаватель должен был поднять брезент палаток для проветривания, а заодно и выявить тех, кто прятался в кровати под одеялом.

В одну из смен начальник лагеря стоял на крыльце столовой и через мегафон подгонял дежурного преподавателя побыстрее поднимать брезент. Кричал он так: «Преподаватель Лукин, подымите подолы в женских палатках и проверьте наличие девочек!!!» Дежурный, который обычно был всего на пару-тройку лет старше студенток, кричал в ответ: «я не могу!»

Жестокие девчонки в один из дней сговорились и сразу за репликой «я не могу» из палаток грянул отрепетированный хор девичьих голосов: «жалкий слабак!»

Про Сосновый есть множество легенд. Как-то раз радист проспал и не включил вовремя побудку. Начальник лагеря в ярости ворвался в домик радиста, а тот, ещё не проснувшись, первым делом протянул из кровати руку и включил все тумблера – это были ещё времена ламповых усилителей, которые требовали прогрева. Он делал так каждое утро, а через пару минут врубал магнитофонную запись. Но её он включить не успел – выслушивал строгий выговор за разгильдяйство и одновременно натягивал штаны. Лампы прогрелись, и лагерь, вместо надоевшего «по сонцю», был разбужен отборным матом.

Все начальники лагеря были с кафедры физкультуры. Про Погурка был известен стишок «на ровном месте бугорок, Иван Иваныч Погурок». В общем незаслуженный, он был совсем неглупый и не вредный дядька.  После третьего курса в лагерь ехала я, Женька и Люся. Мне страшно хотелось взять ещё мою подругу Ленку, которая училась в Университете. Никакого официального способа купить путёвку для студента не из КПИ не было. А при приезде нужно было предъявить паспорт, в крайнем случае профсоюзный билет. С паспортом не шутят, а профсоюзный -документ не столь серьёзный. Девочка из нашей группы купила путёвку и дала мне свой профсоюзный. Фотографию мы переклеили и Ленка стала Таней. Приехали на день раньше, в надежде, что будут меньше придираться. С нами ещё был будущий Женькин муж, тоже Женя. Большая компания, сунули свои документы Погурку, но он заподозрил неладное. Татьяна, почему не паспорт- спросил он строго. Ответ был готов заранее: мы переезжаем на другую квартиру и паспорт на прописке в милиции. Погурок с подозрением уставился в билет. Таак, сказал он, значит учитесь на электроакустическом. А кто у вас преподаёт? У меня душа ушла в пятки. Но Ленка не растерялась, бойко начала перечислять моих преподавателей, о которых я ей рассказывала. Ответ Ивана Ивановича удовлетворил – его дочка училась на нашем факультете. Он слышал те же фамилии от неё.

Среди лагерных легенд особенной любовью пользовались истории об образной речи другого начальника лагеря, Калины Ивановича. Были целые цитатники. Например, в разгар борьбы с женскими брюками, на танцах: «пока девушки не снимут штаны, танцы продолжаться не будут.» Понятно, девочки должны переодеться в юбки. Или такая речь, перед всем лагерем: «захожу я вчера после отбоя в женскую палатку. И что я вижу? Сидит гад и гадит грязными ногами на чистой девичьей постели!» Это было сказана про моего троюродного брата Витю Лопату, который играл девочкам на гитаре. Витя был личностью легендарной, капитан сборной КПИ по КВН, гитарист и поэт. Он был старше меня на 7 лет, и я его никогда не видела, но много о нём слышала и от папы, и от студентов. Поэтому иногда могла упомянуть, что Витя – мой брат, очков мне это у противоположного пола прибавляло.

В лагере проводились соревнования по разным видам спорта. Мы с Лелькой записались на бадминтон. Я выиграла первое место в упорной борьбе у довольно сильной вьетнамки. Моя грамота и помогла нам с Лелькой в следующем году уговорить Валеру взять нас в секцию.

Для нас после первого курса вольница Соснового была ошеломляющей. Первую неделю мы всюду ходили вчетвером, как Лелька говорила, стадом. Постепенно освоились и даже завели романы. За этот месяц общения со старшекурсниками мы стали другими, более свободными и уверенными.  

Потом я, Женька и Люся ездили в Сосновый после третьего и после четвёртого курса, Люська иногда и по две смены. Там я и познакомилась с моим будущим мужем. В Сосновом вообще находили себе пару множество ребят – обстановка и свобода помогали. Наше с Гришей знакомство отчасти тоже было на почве бадминтона. После третьего курса я опять участвовала в соревнованиях, тоже вполне успешно. На финале у мальчиков я должна была судить. Играл мой приятель по секции Женя и какой-то незнакомый парень. В бадминтоне судья смотрит вниз, на площадку. Очень важно, куда упадёт воланчик. Так что передо мной постоянно мелькали ноги, вверх я не смотрела. У меня было назначено свидание, а игра затягивалась, счёт шёл на больше-меньше. Я понимала, что Женя должен выиграть. Он разрядник, а его противник явно любитель, но упорный какой-то попался. И я начала чуть-чуть ускорять события, засчитав пару раз линию в Женькину пользу. Матч закончился, как и ожидалось, противники пожали друг другу руки и разошлись. Я побежала на свидание.

Через год мы, как я упоминала выше, приехали в лагерь на день раньше. Нам выдали кровати и матрацы, сказали, что постель выдадут завтра. Пока надо было собрать кровати и перенести на них матрацы. За нами на запись стоял одинокий молодой человек, Гриша, и ещё какая-то компания. Молодой человек, оценив нашу группу (4 симпатичных девочки и один молодой человек) тут же с нами познакомился и с энтузиазмом помогал носить наши кровати. В благодарность мы его покормили – уж у нас-то с собой было! И все вместе отправились на пляж. И тут со мной приключилась странная история. Гришу я явно вижу впервые, лицо совершенно не знакомое, а на лица у меня память отличная. Но вот ноги! Ноги я точно уже видела. Нереально, но факт и я никак не могла его осознать. Только через пару дней я вдруг вспомнила тот матч и всё встало на место. К середине смены мы уже были неразлучны, к концу оба в душе надеялись, что это судьба.